Встреча с легендой
Два года назад, мы уже писали о легендарном партизане “Азербайджанец по кличке Серафино”, а сегодня представляем статью Давитая, который лично познакомился с Таиром Серафимовичем:
Встреча с легендой
Признаться, раньше не приходилось мне сталкиваться с организацией, даже сокращённое название которой выговорить трудно: «Цетрремонтметаллургстрой». Но вот однажды пронесся над Грузией такой ураган, что от ветра накренилась труба одной из печей Руставского металлургического завода. Ситуация была напряденной, и если бы работники этой труднопроизносимой организации, быстро нашедшие выход из положения, если б рабочие, которые с риском для жизни почти сутки трудились на накренившейся громадине, дело могло бы принять весьма опасный оборот.
Этот случай привел меня тогда в Рустави, и, естественно, захотелось узнать о работе более чем тысячного коллектива. Оказалось, что «Цетрремонтметаллургстрой» – это и завод, выпускающий ежегодно тысячу тонн металлоконструкций, и строительная организация, силами которой возведены десятки промышленных объектов, и мощная ремонтная организация с объемом работ больше семи миллионов рублей в год, от деятельности, которой зависят производственные успехи металлургического завода. Ведь ремонтники обеспечивают исправную работу всего гигантского технологического оборудования, дорог да и самих зданий.
Как известно, применительно к делу подбираются (и сознательно, и стихийно) подходящие для него люди. И в этом смысле руставские ремонтники – народ особый. Это не просто высококвалифицированные специалисты строительного дела, но и непременно знатоки металлургического производства.
Еще очень важная особенность: ремонтные работы, как правило, идут без остановки производственных процессов. Требуется особая стратегия и тактика, «своя хитрость» в решении каждой конкретной проблемы. Причем успех определяется не только инженерным расчетом, но и не меньшей степени мастерством исполнителя:
-Сможешь сделать?
-Смогу!
Так обозначаются границы возможного, от которых, в конечном счете, зависит экономическая эффективность. Ни один проект реконструкции не утверждается без учета мнения непосредственных исполнителей, их предложений. Отсюда – особая мера личной ответственности. И право на риск. И обостренное чувство локтя.
Бросается в глаза многонациональный состав бригады: грузины, русские, армяне, азербайджанцы. Впрочем, Рустави не зря называют городом сорока братьев. Сразу же после войны вырос он в голой степи неподалеку от Тбилиси, возведен трудом людей многих национальностей, которые, вернувшись с войны, взялись за создание металлургии в республике. Теперь Рустави, ставший крупным промышленным центром, насчитывает около 100 национальностей.
Какие только языки не звучат тут! Какие тут работают люди!
Расскажу об одном.
Крепкая, ладная фигура. Добрые лучистые глаза. Сварщик, сборщик и крановщик одновременно – в общем, рабочий коксохимического участка Таир Исрафилович Исаев. И сразу стало понятно, что передо мной человек не только скромный, но даже застенчивый. Не раз пришлось мне встретиться с ним и на работе, и дома, прежде чем нынешний его облик не слился в моем представлении с образом легендарного лейтенанта Серафимо, героя Италии.
Он был сыном пастуха, простым деревенским парнем. Но когда грянула война, попросился в разведчики:
«Могу скакать на коне, бороться, работать топором и рубанком. Знаю немецкий язык.»
В 1943 году в боях под Моздоком, помхозвзвода Таир Исаев был тяжело ранен, без сознания подобран фашистами и отправлен в концлагерь близ Зинбендорфа (Zinbendorf). Полгода вынашивал он мысль о побеге. Наконец подвернулся случай: его послали к реке за водой. Таир бесшумно нырнул и скрылся. Долго шел на восток, прислушиваясь к далеким звукам паровозных гудков. Перед рассветом вышел к станции и спрятался в поезде, груженном боеприпасами. Три дня не пил и не ел, считая километры, приближающие его к Родине. На одной из станций заметив приближение часовых, спрыгнул на насыпь и пробрался к вокзалу.
«Это наверное Украина, – счастливо думал он, – солнце, загорелые люди, на земле корки от арбузов. Неужели дома?». Вот какая-то девушка приближается. И вышел к ней, исхудавший, оборванный, в грязных бинтах.
– Приджоньере? (пленный) – тихо спросила она.
– Нет, не инженер. Свой я, солдат с Кавказа.
Только в доме Аделины Маурицио он узнал, что попал в Италию, в город Бергамо.
Аделина была партизанской связной и скоро переправила Таира в горы к бойцам сопротивления. В интернациональной бригаде «Зеленое пламя» (Fiamme verde) его стали называть лейтенант Серафино.
«Это была замечательная семья антифашистов, – рассказывает Таир Исрафилович, – итальянцы, русские, чехи, поляки, французы, американцы и даже немцы сражались плечом к плечу против одного врага. В разведку я часто брал с собой Станислава, чеха, а немецкий антифашист Герман и итальянский партизан Роман из Бергамо дважды спасали меня в бою. Не забуду наших санитарок Ингу из Голландии и Римму (она живет в Загеребе, в Югославии) – как заботливо они выхаживали меня, тяжело раненного. А еще был у меня хороший друг австриец Фурман …».
Он рассказывает спокойно, неторопливо, но иногда перехватывает дыхание от внутреннего волнения, вызванного воспоминаниями.
Пережитое могло бы стать материалом увлекательного приключенческого романа. Опят разведчиков, изобретательность и предприимчивость, несгибаемая молодая отвага помогали Мерафино в дерзких вылазках. На его счету похищение вражеских офицеров, получение ценных сведений, которые оборачивались для фашистов взорванными мостами, складами, партизанскими засадами. Подвиги Серафино были легендарными.
Однажды в неравном бою он был тяжело ранен и снова попал теперь уже в итальянскую фашистскую тюрьму. Три месяца сидел в камере смертников вместе с двумя товарищами – чехом Карелом и поляком Василием. Их били, пытали, стремясь получить сведения о силах партизан. Всех троих ожидала казнь на площади.
Только раз в неделю во время церковной мессы арестованных выводили на тюремный двор. Однажды Карелу удалось подобрать кусок железа. Всю ночь по очереди пилили они решетку окна и на рассвете выпрыгнули со второго этажа. Василия, который прыгал последним, фашисты заметили и застрелили. Таиру и Карелу удалось бежать.
Серафино спрятался на окраине города, у знакомого старика сапожника. Но тут его подстерегала облава гитлеровцев, хватавших и уничтожавших без разбора сотни мирных жителей. И вот он снова среди обреченных на смерть. Пленникам приказано было рыть ров – могилу для себя. Нацисты с автоматами в руках грелись на солнышке. Но Таир и здесь не желала сдаваться. Дерзкий на выдумку, он решил затеять ссору среди обреченных: стал громко ругать старика по-немецки. Часовые, посмеиваясь, подошли поближе. Вот они уже в гуще пленников. Таир замахнулся лопатой на старика, но опустил ее на голову конвоира и выхватил у него автомат. Тут же полегли и остальные фашисты. Десятки ни в чем не повинных людей были спасены, а Серафино с трофейным автоматом и солидным пополнением вернулся в горы.
Вскоре он стал командиром интернационального отряда, участвовал вместе с ним в знаменитом миланском восстании, был принят в ряды Итальянской коммунистической партии. Семь наград ожидали его почти четверть века. Среди них – звезда Гарибальди, которую вручают тем, кто заслужил высокое звание героя Италии. Он получил ее в 1972 году, когда ездил в Италию на юбилейную встречу партизан интернациональной бригады «Зеленое пламя». На вокзале ему устроили овацию, а во главе встречающих оказался командир бригады Томмазо Бертолли. Удалось повидать тогда Таиру свою спасительницу Аделину Мауриццио, которая работала в то время секретарем городской организации итальянской компартии. Много было радости, много и печали о тех, кто не дожил до счастливого победного дня …
И вот парадокс? чем дальше события тех лет, тем ярче и требовательнее встают они в памяти Серафино. Каждый вечер, как только отгремит прожитый день, прошлое без стука входит к нему сквозь стены дома. Таир раскрывает свои объемистые тетради, Уже три из них заполнены воспоминаниями, альбомы с видами Италии испещрены стихами … А пережитое не отступает.
– Не могу простить себе, что не спросил, не запомнил фамилии, – говорит он сдавленным от волнения голосом там, нам будто это произошло совсем недавно. – Я звал его дядя Георгий, потому что он был вдвое старше меня, в родом из Тбилиси. Говорил? дома три дочери ждут. Вот вернемся, шутил, одну из них за тебя замуж выдам, сыном мне будешь. Так мы полюбили друг друга. Вместе с дядей Георгием и Сашей Смирновым из Сталинграда попали в фашистские лапы. Я бежал, а их сожгли, гады. Как разыскать его дочерей?
Сколько наших людей полегло…
Дважды за последние годы ездил в Италию Таир и видел, как почитают там геройски погибших – Федора Полетаева, Форе Мосулишвили. Там в горах, у Бергамо, где-то рядом, в отрядах сопротивления сражались его земляки Ной Кублашвили, Гасан Камалов, Гоги Насаридзе, Шалва Мунджишвили.
А фронтовые друзья Исаева – живые и павшие – с ним неразлучны. Сколько раз в день позовет он негромким своим добрым голосом – Римма! Инга! Станислав! Герман! Фурман! И подбегут у отцу дочки и сыновья, вдохнувшие в эти дорогие для него имена свою прекрасную молодость, вечно живую жизнь.
Как принято, рядом с отцом уже работают старшие сыновья, а близнецы Герман и Фурман скоро окончат училище при металлургическом заводе и тоже займут свое место рядом. А там и маленьким подойдёт черед.
И вот что мне подумалось, размышляя о жизни легендарного Серафино: в самых, казалось бы, непредвиденных и ошеломляющих поворотах судьбы можно уловить закономерность. Она даже в такой параллели, как интернациональная бригада – интернациональный город. А точный расчет, собранность, выверенность действий, обостренное чувство ответственности – все, от чего зависит успех в ратном труде бойца, разведчика, – разве не продолжают оставаться стержнем высококвалифицированного и эффективного труда рабочего?
Сегодня, как и прежде, все решает главное – человеческая надежность!
С.Давитая
соб.корр. «Известия». Рустави
