Письма из Грузии (продолжение)

«Письма из Грузии» – начало статьи

Продолжение

Однажды на улице ко мне подошла пожилая женщина.

«Извините, молодой человек, я знаю, вы работаете в редакции газеты, не могли бы вы рассказать о моем отце Сергее Николаевиче Варваркине. Сколько всего на его долю в Великую Отечественную войну выпало, и представить трудно», – сказала она.

Так я познакомился с Людмилой Сергеевной Федоровой, мы договорились о встрече, и вот я сижу в комнате небольшого частного дома на переулке Береговом. Хозяйка раскладывает на столе старые фотографии достает фронтовые письма, газетные вырезки, школьные тетради воспоминаний о войне, записанные со слов С.Н.Варваркина. Становится ясно, что в семье люди очень бережно относятся к памяти своих родных и близких.

– У меня тетя работает в Загсе, с ее легкой руки мы и стали собирать семейный архив, – говорит Людмила Сергеевна. – Вот посмотрите, у нас данные даже о дедах и прадедах есть, Все они коренные осташи, а по профессии были кузнецы, рыбаки, пожарные. К слову, мой прапрадед Нил Дмитриевич состоял в первой добровольной пожарной команде, созданной в Осташкове.

А отец мой родился в 1904 году, умер в 1970. В 14 лет он пришел на кожзавод, почти во всех его цехах работал, а война застала его в должности водителя пожарной автомашины. Он тогда в 1941 году вместе с братом на фронт ушли. Отец-то мой своим ходом пошел, а Михаил выехал на кожзаводской полуторке. Это тоже целая история, ведь автомобиль, вместе с ним прошел по дорогам войны до Берлина и вернулся с солдатом обратно на кожзавод, правда, крылья у автомашины были уже проволокой прикручены. А отец мой вернулся домой в 1945 году из Франции, где был в партизанах. Их всех документов у него в кармане были три фотографии – вот они. Это они с партизанами в Италии, вот видите, его друг Николай Соломонович Георгадзе стоит. Познакомились они в немецком плену, и до сегодняшнего дня мы с его семьей переписываемся. А вот Дуче, узнаете? Их задержали где-то при бегстве из Италии на границе со Швейцарией и расстреляли, а потом уже повесили. Тогда наших солдат специально возили посмотреть на трупы и всем по фотографии дали, чтобы те в свою очередь, другим рассказали.

После войны отец вернулся работать на кожзавод опять же на пожарный автомобиль. Ушел на пенсию в 58 лет, ему ампутировали ногу – дала о себе знать война. Перешел отец из пожарных в рыбаки, очень уж он наше озеро любил.

Тяжело говорить о родном человеке в прошлом времени, поэтому Людмила Сергеевна предложила мне самому познакомиться с воспоминаниями ветерана.

Но прежде чем обратиться к ним, хочется сказать несколько слов о женщине, разговаривавшей со мной. Так получилось, что родилась она 31 августа 1941 года. В тот день из Осташкова уходил последний эшелон с кожзаводским оборудованием – завод эвакуировался в Семипалатинск. Уезжала с ним и семья Сергея Николаевича: его жена Клавдия Александровна и их двое детей – однодневная Люда и восьмилетний Александр. Три месяца шел эшелон до станции назначения.

– Так что и моя жизнь, можно сказать, началась с военных дорог, – улыбается Людмила Сергеевна, – а как рассказывала мама, Сашка у нас чуть не пропал в дороге. Ведь он, сорванец, за паровозами гонялся, как-то и уехал на одном из них в другую сторону. Отец в это время уже был на фронте, вот его первое письмо, а вот второе – из-под Сталинграда. Там его и ранило.

Из воспоминаний о войне

«1 сентября 1941 года меня взяли на войну, вначале я попал во взвод прикрытия формировавшегося 748-го запасного полка ПВО. В 1942 году нас отправили под Сталинград, наша батарея заняла оборону в 75 километрах от города. У меня был автомобиль – полуторка, на котором я перевозил снаряды

Фашисты рвались в город, в течении нескольких дней они разбили три наших батареи. О том, какие были потери, говорит простой факт – из двух наших зенитных полков едва сформировали батальон. Отправили нас в Сталинград держать оборону под заводом «Баррикады». Мы отбили много атак врага, но 16 октября 1942 года немцы все же прорвались с правого фланга, тогда рядом со мной и разорвался снаряд или мина осколками в двух местах пробило ногу, чиркнуло по затылку и животу. Темнело, я кричал о помощи, но подняться не мог. Очнулся утром, вижу наставленный мне в грудь автомат, слышу немец кричит : «Капут, капут … » Ну думаю, тут и капут мне. Однако нет, пришел второй немец с винтовкой, привел с собой кого-то, меня вытащили из воронки, положили на доски и понесли. Через некоторое время бросили на землю, рядом лежало много наших солдат, а вокруг нас была в несколько рядов колючая проволока и стояла охрана.

Здесь я пролежал 11 дней под дождем и ветром – ни есть, ни пить не давали и раны не перевязывали. Спасло лишь то, что помогали друг другу сами солдаты. Кто не мог двигаться, лежал, а тех, кто был ходячим, немцы гоняли куда-то на работы. Они и приносили нам – то воды в котелочке, то дохлой конины, то доски для костра. Многие раненные умирали, а на 12-й день к нам подъехали грузовые машины и раненным велели в них забраться, я с помощью других солдат кое-как забрался в кузов. Ехали мы часов десять. Это было ужасная поездка – дороги плохие, раненные кричали от боли. Привезли нас на какой-то скотный двор, сбросили вниз, первый раз дали по 200 граммов хлеба и черного кофе в кружке. Для меня в памяти этот ужин остался как самое вкусное воспоминание о войне, до такой степени мы тогда оголодали. Потом нас запихали в вагоны и отправили дальше…».

Дальше были госпитали для военнопленных в России и Польше. Сергей Николаевич пошел на поправку, и его отправили из Варшавы в Берлин – на учебу в школу шоферов. По дороге и свела его судьба с грузином Николаем Георгадзе. Можно сказать, больше до конца войны дороги их не расходились.

Месяц учебы в Берлине, и работа по ремонту немецких машин. Причем, «ремонтировали» их друзья весьма своеобразно – где- то камешек запихнут между камерой и шиной, песку в цилиндры подсыплют и т.д.

Осенью 1943 года немцы направили военнопленных для работы в Италию, где они стали  перегонять автомобили с завода «Фиат». Так и попали друзья в городок под названием Турин. Очень часто в дороге с завода новые автомобили «ломались» – у них разряжались аккумуляторы, повреждались радиаторы и т.д.

О том, что дела у немцев на Востоке идут все хуже и хуже, шоферы на Западе узнали по простому факту: возникли трудности с топливом, и автомобили стали возить на буксирах.

Итальянские товарищи относились к нам очень хорошо. Вот только один из эпизодов этого. Работали мы как-то на погрузке металлолома в вагоны на станции недалеко от города – местечко Квасоло. Я попросился побриться в парикмахерскую, меня отпустили. Итальянского языка я не знал, но бывшая на мне хлопчатобумажная одежда обращала на себя внимание – ни немцы, ни итальянцы такой формы не носили. Захожу я в парикмахерскую, меня мастер о чем-то спрашивает, а я ответить ничего не могу. Посмотрел он на меня и говорит : «Russo amico? Prigioniero?» (Русский товарищ? Пленный?). Ко мне сразу подошло несколько других итальянцев. Парикмахер, посмотрев по сторонам, достал какую-то маленькую брошюру, полистал и ткнул пальцем на страницу, где я увидел портрет Сталина. В парикмахерскую с улицы зашли какие-то люди. Мастер спрятал книжку и показал мне на стул – подстриг, побрил, взялся за одеколон. Я руками замахал, мол, не надо, нет у меня столько денег. Но мой протест остался без внимания, освежил он меня от души и денег не взял. А когда я выходить на улицу стал, итальянцы, какие были в парикмахерской, выстроились по обе стороны и как по команде подняли вверх сжатые кулаки, скандируя : «Viva, Stalin …».

Приезжаем мы на завод – рабочие обязательно нас чем-нибудь покормят, заходим в булочную – нам булочек дают, хотя давались они по карточкам.

Итальянцы и помогли нам бежать к партизанам. Сначала через одну семью, которая пригласила нас с Николаем в гости, нас попросили от имени командира партизанского отряда Бурландо побывать в местечке Комоцо, где был расквартирован отряд, сформированный немцами из русских военнопленных для борьбы с партизанами. Мол, попробуйте вы их сагитировать, чтобы перебить немцев и уйти с оружием к партизанам в горы. Мы поехали. Встретился я там с двумя русскими – один с Урала, другой из Калининской области, имен сейчас не помню. Зашли мы в ресторанчик, взяли виноградного вина, выпили и спросил я их: долго ли вы думаете немцам служить?

– А куда нам деваться? – отвечают они.

Тут я и предложил им идти в партизаны. Сказал, что если сами со своим оружием придете, никто вас не тронет. Перебейте немцев, а тех из русских, кто будет отказываться идти с вами, возьмите под ружье.

Они обещали подумать над предложением. Тут как раз в ресторан зашли немцы, и мы сразу вышли. Русские меня не выдали, но вместе с немцами оказался итальянец, который мне обещал дать велосипед на обратную дорогу. Он меня не заметил, был пьян, и говорит немцам? «У меня сын, немецкой армии помогает, со службой СС работает». Как выяснилось позднее, он сам и его сын, действительно, выдавали партизан и сочувствующих им. Нам в тот день с Николаем повезло, наверное, из-за пьянки нас и не успел тот итальянец немцам выдать.

А на следующий день мы не стали судьбу испытывать и из Кивасо уехали на трамвае в Турин. Та на другой день нас посадили на поезд, идущий в Ланцо, где есть туннель. Как нам сказали, по одну его сторону документы фашисты проверяют, а по другую – партизаны. Нам повезло, в тот день, когда мы приехали в Ланцо, его заняли партизаны. Они и встретили нас прямо на железнодорожной станции. Спросили документы, а Карло – это итальянец, который нас сопровождал, подал им какую-то бумажку за подписью командира партизанского отряда Бурландо. Партизаны закричали: «Браво! Браво!». Нас сразу же посадили в легковую машину и повезли в отряд, знакомить с командиром, который отправил нас в местечко Квасало, нас тут хорошо накормили, угостили вином. Командир отряда взял у одного итальянца пистолет и дал мне, достал второй пистолет и протянул Николаю. Потом я получил еще винтовку, а Николай – легковую автомашину, на которой стал возить Бурландо, ведь он человек кавказский, так что в горах ориентировался намного лучше меня. Как мы потом узнали, на второй день после нашего прибытия в отряд, город Ланцо опять перешел в руки фашистов. Так и началась для нас с Николаем партизанская война.

Партизанская война

Всякое за ее время было. Как-то ранили нашего командира в руку, и пришлось ее ампутировать, а мы стали следить за домом, откуда стреляли по партизанам. Выследили фашиста, застали его ночью лежащим на кровати, рядом с ним на стуле – мундир, брюки, пистолет. Он, было, потянулся за пистолетом, да я стул ногой ототкнул. Оружие взял, а брюки ему бросил, сказал – одевайся, поехали в отряд, поговоришь с командиром. На следующий день фашиста расстреляли.

Приходилось нам задерживать немецких шпионов, часто занимались снабжением местного населения продуктами питания, взрывали заводы, выпускающие продукцию для фашистов.

Запомнился мне еще случай с мостом через маленькую речку, который состоял из двух половин. По нему немецкие танки днем к горам подходили и вели огонь по партизанам, а на ночь они уходили обратно за мост. Вот и дали нам команду – взорвать одну половину моста. Мы ее ночью и взорвали, а утром немцы материалы для ремонта привезли. Бурландо опять отправил нас следующей ночью взорвать вторую половину моста, так на следующий день немцы обратно стройматериалы увезли.

Нас в отряде было около 300 человек, действовали мы мобильными группами, то есть, получив данные от разведки, садились на машины и ехали туда, где немцы у местного населения те же продукты питания забирали, отбивали их и возвращали населению.

С боеприпасами не всегда было хорошо, но когда они были, мы их даже усовершенствовали. В железные сварные стаканы вставляли немецкие ручные гранаты, между ними еще закладывали тол, получалась противотанковая граната. С ними как-то и пошли мы по очередную атаку на город Ланцо. Тут меня ранило пулей в плечо – с вылетом в лопатку. Перевязали меня партизаны и отправили на лечение уже по итальянским квартирам. И доктора меня лечили, и профессора, не забывали друзья-партизаны, особенно Николая. Ранение у меня было, как сказали, счастливое – полсантиметра влево – руку прочь, а сантиметр вправо – смерть. Поправился я быстро, помогло в этом и то, что все итальянцы, у которых я был, относились ко мне очень душевно.

Рана затянулась, привез меня Николай в отряд. У нас был в отряде четырнадцатилетний мальчуган, Дино – звали. Так он сразу же надо мной шефство взял – часто меня приглашал на прогулку в лес, где росли толстые деревья черешен, грецкого ореха, груш, каштанов. Заберется он на дерево, а я внизу сяду, он сверху мне ветки с черешнями сбрасывает, кричит:

«Sergio, ancora», мол, ещё надо.

Я тогда еще в боевых операциях не участвовал. А вот Николай Георгадзе отличился – немецкого генерала застрелил, ему командир премию дал – 500 лир. А через несколько дней в отряд принесли газету, где обещалась премия в 100 тысяч лир, тому, кто убийцу генерала поймает. Николай говорит Бурландо, что, мол, такое : голову генерала вы оценили в 500 лир, а моя – смотри сколько стоит. Бурландо засмеялся, отвечает: голова твоего генерала и 500 лир уже не стоит, а твоя, поверь, стоит больше этих ста тысяч.

Вместе с нами в партизанах воевали чехи, они и предложили как-то нам с Николаем перебраться во Францию. Вскоре в сопровождении двух альпинистов-итальянцев мы и пошли через горы. Путь был очень труден – крутые подъемы, лед, туман. Нам сказали, что перевал мы перешли на высоте 3800 метров. Французы приняли нас очень хорошо, правда, итальянцев у себя не оставили, велели им идти обратно защищать свою территорию. А нас повезли в Савойю – у этого города были окружены немцы, главной задачей партизан было держать их в окружении до подхода союзных войск. Англо-американские войска подошли недели через две, немцев разбили, а партизан всех распустили по домам. Нас и чехов посадили на машины и отвезли в город Леон. Сюда в казармы и стали прибывать из всех партизанских отрядов русские. Потом нас перевезли в Гренобль, где мы жили 11 месяцев. За это время несколько кружков художественно самодеятельности у нас образовалось, был даже свой духовой оркестр, открыли мы курсы шоферов, где я преподавал практическую езду – один француз дал нам свой автомобиль напрокат.

7 мая 1945 года мы праздновали Победу. Вывели на улицу пленных немцев, дали им в руки русские и французские флаги, чтобы они несли их в полной симметрии. А 8 мая уже был карнавал – народ нес чучела и гроб, из-под крышки которого торчали немецкие сапоги. Основным чучелом был Гитлер на веревочках, начиненный хлопушками. Хлопушки подожгли с пяток, он постепенно рвался и горел. Трое суток в городе был праздник, из магазинов бочки с вином выкатывали, – угощали бесплатно.

15 августа мы покинули Гренобль, на вокзале нас провожал почетный караул военного гарнизона, давший в нашу честь салют.

1 сентября, после прохождения фильтрационной комиссии, где у меня были отобраны три партизанских документа – два на итальянском и один – на русском языке, я вернулся домой в Осташков. Семья моя уже была здесь».

Этой фразой заканчиваются воспоминания Сергей Николаевича о войне. Конечно, мы не смогли опубликовать их все. Надеемся, что материалы эти не пропадут для истории нашего города, в котором жил такой замечательный человек, сумевший в грозное лихолетье достойно представлять простого русского солдата в России, Италии и Франции.

Добрая ему память.

Семья Сергея Николаевича ищет родственников Георгадзе

reggimentoimmortaleitalia@gmail.com

газета «Селигер» 6 мая 2005 г. автор Олег Пиличев.

Благодарю за предоставленные материалы Людмилу Сергеевну и внука Валерия Федорова.

текст и фото подготовила Е.С.Корнилкова