Кромсали их в мясо!
Ермолаев Виктор Андреевич
(19.08.1924 – 25.12.2011)
Я родился 19 августа 1924 года в городе Москва, на Ново-Алексеевской улице. По национальности – русский. Православный. Член КПСС с 1958 года, член ДОСААФ.
В 1941 году окончил школу №293, в бывшем Ростокинском районе Москвы.
Узнал о начале войны 22 июня 1941 года, возвращаясь из парка «Сокольники», где мы с моими школьными товарищами гуляли после выпускного вечера в нашей школе.
По призыву Московской партийной организации в районах столицы начали создаваться дивизии народного ополчения. Узнав об этом, я и мои друзья – Степанов Леонид и Вольвовский Виктор записались добровольцами в народное ополчение.
Формировалось наше подразделение в нашей родной школе. Я был зачислен в отдельную роту связи при штабе 13-й дивизии Ростокинского района. Определённые воинские навыки мы уже имели, так как в школе с 8 по 10 класс преподавался особый предмет – «Военное дело». В программе предусматривалось изучение устройства винтовки, пулемёта «максим», правил защиты при воздушном нападении. Занимались строевой подготовкой и сдачей норм ГТО, участвовали в соревнованиях по стрельбе из мелкокалиберных винтовок, изучали правила по оказанию первой помощи раненым и т.д.
За четыре дня, со 2 по 6 июля, были сформированы 37, 38 и 39-й полки и управление Ростокинской дивизии народного ополчения. Принципом формирования являлась запись добровольцев, не подлежащих мобилизации в армию по возрасту, состоянию здоровья или другим причинам. Запись в ополчение проводилась на предприятиях, в школах, учреждениях в торжественной обстановке. Она явилась демонстрацией беспредельной любви к Родине, готовности москвичей встать грудью на защиту Отчизны. На крупнейшем предприятии района – заводе «Калибр» в ополчение вступили 750 человек, из них 500 человек записались в первый же день, сразу после митинга. Желающих было ещё больше, но запись пришлось прекратить в связи с тем, чтобы не нарушать работу завода.
Командиром дивизии был назначен преподаватель академии им.Фрунзе полковник Морозов П.А. Сформированная дивизия разместилась на территории северной части района в помещениях школ и других учреждений.
В ночь на 7 июля дивизия выступила из города на запад. Путь её был недалёк – в район станции Фирсановка, Октябрьской железной дороги. Здесь дивизия приступила к полевым занятиям, началась напряжённая боевая подготовка. Было получено военное обмундирование; вооружили дивизию трофейными польскими винтовками. Автотранспорт, велосипеды, различное снаряжение выделили предприятия и организации района. Дивизия доукомплектовалась личным составом и специалистами, курсантами военных училищ.
17 июля дивизия была срочно погружена в железнодорожный эшелон и отправлена в район города Волоколамск (Московская область), где получила боевую задачу создать резерв-ную оборонительную полосу, а также бороться с вражескими десантами и агентами, засылаемыми в наш тыл.
Наша дивизия была включена в состав 32-й армии Резервного фронта. В конце июля по приказу командующего 32-й армией, дивизия совершила 150 километровый переход и заняла оборону западнее города Вязьма, в районе станции Семелёво. Переход дивизии прошёл успешно и в установленный срок, продемонстрировав организованность, высокую дисциплину и выносливость личного состава. Здесь нашей дивизии был присвоен номер – 140-й стрелковой дивизии. На всём пути мы, связисты, обеспечивали круглосуточную доставку корреспонденции от штаба дивизии до полков и обратно. В этот период мы получили отечественные винтовки вместо трофейных. Полковые подразделения доукомплектовались оружием, пулемётами, миномётами, средствами связи и др. Вместо выданных ранее велосипедов нам предоставили лошадей.
Рота связи, в которой я был, реорганизовалась в отдельный батальон связи. Мы каждый день изучали расположение наших подразделений по карте, ибо в этих условиях необходимо было хорошо ориентироваться на местности, быть особо внимательным при движении, чтобы исключить возможность быть схваченным диверсантами и агентами врага.
Бывая в подразделениях нашей дивизии, я видел, как неустанно велись земляные работы, отрывались траншеи, строились дзоты, укрытия. На рубеже восточнее Вязьмы дивизия построила главную полосу обороны в кратчайшие сроки. Хотя непосредственного соприкосновения с противниками ещё не имели, но дыхание фронта стало реальным. Вражеские самолёты регулярно обстреливали из пулемётов бойцов, проводивших оборонительные работы, передвигающиеся к линии фронта группы наших солдат и автомашины.
К сентябрю из полков дивизии всех малолетних, которым не было семнадцати лет, по приказу командира дивизии отправили домой. Мне повезло. Я, оставаясь при штабе дивизии, не был замечен и под этот приказ не попал, словом, продолжил свою службу.
29 сентября командующий 32-й армией генерал Вишневский С.Д. приказал 140-й стрелковой дивизии к утру 1-го октября выйти на рубеж реки Днепр и занять оборону на участке устье р. Вязьма, Сумарково, на правом фланге 19-й армии, обеспечивая стык с левофланговой дивизией 30-й армии, с переходом в подчинение командующего 19-й армией Западного фронта. Вот на этом участке фронта наша дивизия приняла первое боевое крещение.
С запада, из-за реки Днепр, появилась авиация противника – не менее 20-25 самолётов, которые по одному, друг за другом, переходили в пикирование на цепи ополченцев. После двадцатиминутной бомбёжки не менее двух батальонов, поддерживаемых пятью танками, под прикрытием артиллерийского и миномётного огня начали наступление, пытаясь сбросить ополченцев с плацдарма на высотах правого берега реки Вязьма.
В этих условиях ополченцы проявили высокую стойкость, мужество, презрение к смерти. Наступление было остановлено. Потеряв два танка и понеся потери в живой силе, противник окопался и начал беспорядочно стрелять из пулемётов и миномётов. Наши войска начали укреплять свои позиции. Фашисты несколько раз ещё пытались повторить свои атаки, но безуспешно.
2-го октября разведка дивизии установила связь с представителями оперативной группы заместителя командующего войсками Западного фронта генерала Болдина И.В. В ночь на 3-е октября командир дивизии получил от генерала Болдина дополнительную информацию и ориентировку по обстановке. Стало известно, что немцы прорвали фронт и во многих местах значительными силами танков и мотопехоты глубоко вклинились в оборону войск Западного фронта. Дивизии ставилась задача: прикрыть и обеспечить отход войск оперативной группы и 19-й армии через реку Днепр. Не допустить выхода противника с севера от г. Холм-Жирковский в район между Днепром и его притоком р. Соля и в район южнее р. Вязьмы.
С этим очень важным пакетом, запечатанным сургучом, я отправился по указанию штаба дивизии в расположении 37-го полка. Что-то очень сильно билось мое сердце. Я чувствовал, что от того, как быстро я доставлю секретный документ, во многом будет зависеть развитие сложившейся ситуации на этом рубеже фронта. Быстро ориентируясь в лесу, по тропинкам несла меня преданная лошадка. В штабе первым ко мне подошёл секретарь профбюро с завода «Калибр» комиссар полка Михаил Васильевич Сутягин. Распечатал пакет и прочитал: «Стоять на месте до последней капли крови. Ни шагу назад. Любой ценой задержать врага и его продвижение вперед на восток». Приказ был воспринят присутствующим, как священный долг. Командование полка понимало, что долго сдерживать лавину врага, хорошо вооруженную техникой, невозможно. К этому времени была произведена перегруппировка частей в полку, созданы минные поля севернее р. Вязьма и западнее р. Днепр. Ополченцы совместно с сапёрами вырыли в промежутках минных полей щели для истребителей танков, которые располагались парами в одной щели с ручными гранатами и 10-15-ю бутылками с горючей жидкостью. Это мероприятие позволило ополченцам эффективно создать препятствие для наступавших фашистских танков.
3 октября после авиационной подготовки, под прикрытием артогня силами двух батальонов при поддержке 6-8 танков фашисты атаковали позиции 37-го полка на плацдарме у деревни Кошкино и ворвались в наши окопы. Резерв полка подошёл вовремя, контратаковал врага и уничтожил прорвавшихся немцев. В этом бою пали смертью храбрых большое количество ополченцев; большие потери понесли и немецкие захватчики.
День 8 октября для дивизии был «чёрным днём». Бой не прекращался ни на минуту. Авиация, артобстрел, танки яростно атаковали наши позиции. За день было отбито восемь атак. Ополченцы держались стойко. Подразделения дивизии истекали кровью, потери личного состава в ротах достигали 50% и выше.
За период боёв в районе Холм – Жирковский дивизия потеряла убитыми и ранеными более 6000 ополченцев. Во вражеском окружении оказались четыре армии Западного фронта. Лишившись боевого центра управления, они принимали все меры к выходу из окружения отдельными воинскими подразделениями. В одном направлении прорыва под Вязьмой принимал участие и я, но вырваться из окружения мне, как и многим воинам, не удалось. Я попал в плен.
Большое количество военнопленных согнали в Вязьму и разместили в недостроенном здании мясокомбината, обнесённом колючей проволокой в несколько рядов. Голод, холод, болезни и тысячи смертей. Варварское, бесчеловечное обращение к нам – пленным трудно описать. Скопилось за этой изгородью как в муравейнике огромное количество военнопленных. Ни воды, ни еды. У кого-то в вещевых мешках были сухари и еще кое-что из еды; старались по возможности поделиться друг с другом. Однажды нам за изгородь кинули тюбики с сухим концентратом гречки, пшена. Но надо было видеть, как на это «угощение» набросились голодные наши товарищи, кому-то досталось, а кому-то нет. Обессиленные тихо отдавали свою душу Богу. Запомнилась мне такая история.
Приезжают какие-то немецкие офицеры с отрядом солдат и проходят среди нас. Один из офицеров держит в руке тросточку и указывает на пленного. Охранник говорит «Швайн, ком» (свинья, ко мне), его берут и выводят за пределы лагеря, раздевают до нательного белья и сажают в грузовую машину с открытым кузовом. Так в течение многих дней проходил отбор «лиц еврейского происхождения». Сколько бойцов этой национальности были увезены из лагеря и расстреляны извергами-нацистами!
И вот в лагерь прибыл большой отряд немецких солдат на лошадях – началась эвакуация лагеря. Всех, кто мог двигаться, выгнали за пределы и большой цепочкой двинули в направлении на запад. С обеих сторон колонны – охранники на лошадях с автоматами. Колонна двинулась в путь. Страшно и больно было смотреть на всех тех, кто очутился в ней. Измученные, больные, раненые, разных возрастов они мало походили на людей. Тех, кто не мог двигаться, охранники пристреливали на месте. Гнали нас по большаку, вдоль которого осталось много разбитого трофейного снаряжения, убитых лошадей и трупов. На поле лежали остатки неубранной капусты, картофеля и других овощей. Голод заставлял нас выбегать из колонны и хватать что попадётся. Одним удавалось, а другим за это приходилось расплачиваться своей жизнью. В считанные минуты от убитой лошади оставался лишь скелет, а кусок конины давал дополнительные силы. Нас не оставляла мысль, что необходимо как можно скорее бежать из колонны. Другие надеялись на Бога.
В районе Ельни, Смоленской области немцы-охранники устроили ночлег для военнопленных. Вокруг разожгли костры. На территории было несколько сожженных домов, в один из них кидали умерших пленных и расстрелянных при побеге. В темноте мы, трое москвичей, незаметно пробрались в тот дом и спрятались под трупами. Утром колонна двинулась дальше, а мы после её ухода выбрались на белый свет и двинулись в лес. Решение было принято: «Идти на Москву». От деревни до деревни, через леса и поля, обходя немецкие части, мы двигались до тех пор, пока в одной деревне нас не заметили немцы и не бросили в сарай. К нашему счастью, а может, к несчастью, по этой дороге прогоняли другую колонну военнопленных, и нас немцы бросили в неё. Имея опыт побега, мы в районе г. Всходы вновь совершили побег. В этой колоне охрана была слабее, поэтому многие последовали нашему примеру. Истощённый, обессиленный, я был оставлен моими земляками на сохранение в деревне Холм у бабушки Марии Петровны Брейда (по национальности латышка). Её сын был на фронте, дочь жила в соседней деревне Клетка. Трое суток я был в бессознательном состоянии. Она сняла с меня военную форму, обмыла, постригла. Давала какие-то травы, чтобы восстановить мое здоровье. Но вскоре по этой деревне проходил карательный отряд немцев. Они отбирали у крестьян одежду, еду, скот и другое. Зашёл немец и к нам в хату:
«Матка, это партизан?» «Нет, – ответила бабушка, – это мой сынок».
Забрал он последние три курицы у неё и ушёл. Силы мои постепенно восстанавливались, ко мне стали приходить деревенские мальчишки. Они то и рассказали мне, что в лесах создаются отряды партизан. Ребята сделали в одной из землянок склад боеприпасов.
В декабре 1941 года я простился с бабушкой Марией и ушёл к партизанам, с которыми продолжил боевой путь.
Зимой 1942 года на нашу территорию стали проникать лыжники-разведчики с Большой земли. Они говорили, что скоро сюда прорвётся кавалерийский корпус генерала Белова. И вот наступил тот день, когда я с партизанским отрядом влился в 168-й кавалерийский полк. Зачислили меня в пулемётный расчёт. Партизанский край занимал большую территорию в Смоленской области. Он приковывал большое внимание немецкого командования, желавшего как можно скорее ликвидировать сопротивление наших в своем тылу. Активные действия войск генерала Белова и партизан вынудили гитлеровцев бросить против нас более семи дивизий. В ходе ожесточённых боёв оккупанты были изгнаны с большой территории, и в течение пяти месяцев они удерживались лишь в районных центрах, на железнодорожных станциях и в посёлках. В боях за станцию Семелёво пришлось участвовать и мне. Перед началом наступления враг превосходил нас в силе, создал оборонительную линию. Нам же пришлось вести наступление с лесной стороны, где впереди было заснеженное поле. Дважды ходили мы в атаку, но под натиском ураганного огня противника приходилось возвращаться на исходные позиции. Только в третий раз отважным бойцам удалось штурмом взять немецких захватчиков в кольцо и уничтожить их. В этом наступлении я сильно обморозил ноги. Двое бойцов вытащили меня с поля боя в лес, а затем отправили в лазарет, в тыл, где мне оказали первую медицинскую помощь. Затем переправили в центральный госпиталь армии Белова. Там хотели ампутировать обе ноги до колена, но я не дал. Вскоре стали появляться наши самолёты. По мере возможности мы получали с Большой земли воздушным путём боеприпасы, медикаменты и продовольствие. На обратном пути вывозили большое количество раненых, подлежал эвакуация и я. Но судьба распорядилась по-другому. Аэродром наш был разбит налетевшими вражескими самолётами. Так я с больными ногами и оставался при госпитале. Измученные, полуголодные боевые части получали подкрепление за счёт сбрасывания к нам на парашютах десантников. Кольцо окружения постепенно сужалось. Был получен приказ о выходе из окружения на соединение с главными силами, которые перешли в наступление . Прорыв был организован ночью в районе деревни Крапивна в направлении г. Киров. Эту задачу выполнить удалось не всем соединениям. Некоторые остались по ту сторону фронта, в том числе и раненые бойцы в госпитале.
И снова плен, да ещё с больными ногами. Нас пригнали в г. Рославль, по существу, в лагерь смерти. Землянки, колючая проволока в несколько рядов. Издевательство, садизм охраны. Два раза в день выдавали баланду (котелок, в который умышленно добавлялась костная мука, что вызывало мучительные боли в желудке). Чудом мне удалось уцелеть! Однажды немцы взяли группу из десяти военнопленных на работу в город, привели нас в бывший техникум, где расположился немецкий госпиталь. В подвале этого здании оборудовали для нас камеру с нарами для ночлега. Под охраной нас заставляли выполнять разные хозяйственные работы. С каждым днем мне становилось всё хуже и хуже. Я применял способ самолечения: вскрывал раны, выдавливал скопившийся гной и ожидал новых нарывов. Однажды, проходя мимо меня, немец заметил, что у меня с ногами, закричал: «Русский свинья! Ты же заразный!» Схватил меня, завел в операционную и показал врачу. Тот дал команду положить меня на операционный стол. «Вот, думал я, дурак! Своим врачам не дал оперировать. Теперь я в руках «иностранца»». Что-то долго он творил, а закончив сказал: «Хорошо будет! Иди на работу». Я встал, а мои ноги были загипсованы по колено. Позднее этот гипс сняли. «Ты должен быть осторожен со своими ногами», – сказал мне, конечно, по-немецки тот хирург.
После окончания рабочего дня нас приводили в подвал, выдавали паёк с едой и запирали на ночь. В начале 1943 года этот госпиталь перебазировали в г.Смоленск. Это было вызвано начавшимся натиском наших войск, возникшей необходимостью укрепления открывавшегося фронта англо-американскими войсками в Италии. Позднее нас погрузили в товарный вагон и, прицепив его к составу с обслуживающим персоналом госпиталя, направили на запад.
Италия
Так мы оказались в далёкой от Родины стране – Италии. Госпиталь расположился в Северной Италии, в городах Тренто и Рива дель Гардо. Против фашистского режима восстали многие слои населения Италии. Они организовали партизанские отряды и вступали в ряды Сопротивления.
Для работы в госпитале немцы набирали рабочую силу. С целью получения разведывательных данных в состав вольнонаёмных граждан проникали те, кто каким-то образом был связан с партизанами. Они вели определённую работу по вербовке с целью оказания всевозможной помощи патриотам Сопротивления. Постепенно присматривались и к нам – военнопленным. От них мы узнавали последние новости о ходе военных сражений на фронте, о наступлении наших войск. Вначале они давали нам отдельные поручения. Мы передавали для партизан украденные у немцев медикаменты, снаряжение, обмундирование. Велась активная работа по организации нашего побега. Были подготовлены к побегу Гриша Уланов, Семён Кузнецов и я. Побег мы хотели совершить на машине, за рулём должен был сидеть Семён. Машина стояла рядом со складом. Выбрав момент, когда немцы отсутствовали, мы стали погружать необходимые материалы, но неожиданно появился фельдфебель и заметил открытую в склад дверь. Он быстро закрыл входную дверь. Так мы оказались в ловушке. Спустя некоторое время по тревоге прибыли солдаты. Нас арестовали, посадили в машину и увезли в гестапо, где выбивали признания. Но мы молчали, делали вид, что нас заставили работать на складе и мы не знали, куда и что грузили. Через несколько дней нас в крытой машине повезли в неизвестном направлении. Думали мы, что больше света белого не увидим, мысленно попрощались друг с другом. Через несколько часов машина прибыла по назначению, нас высадили, и мы увидели многоэтажное здание, напичканное множеством лестниц, решёток и огромным количеством металлических дверей с замками. На каждом этаже располагались посты с охранниками – карабинерами. Нас бросили в одну из камер, где и без нас было очень много заключённых. Познакомившись, мы узнали, что это тюрьма в г.Тренто. В ней содержались разного рода преступники, среди которых были иностранцы. Каждый ждал своей участи и размеров наказания. Однажды к нам подошёл один из заключённых (итальянец) и завёл разговор. Мы сначала общались с ним очень осторожно (я мог уже немного разговаривать по-итальянски). Он признался нам, что его посадили в тюрьму за участие в Сопротивлении, рассказал о растущей ненависти к итало-немецкому фашизму, выражал свою радость за успехи советских войск на фронтах. Семён, он самый старший из нас, решил признаться, кто мы и откуда, а также о нашем неудачном побеге. Надо было видеть, как наш собеседник был рад нашей встрече! Наша дружба крепла, и мы стали доверять друг другу.
Наступил день, когда нас вывели из камеры во двор, где находилась «куча» заключённых, построили, посчитали и в присутствии какого-то представителя подписали бумаги. Вскоре посадили в машину и повезли снова в неизвестность. Позднее выяснилось, что нас перебросили в городскую тюрьму г.Верона. За время пребывания в тюрьме мы подготовили убедительные доводы по поводу того, что вины своей мы не признаём, так как связи с партизанами не имели. А самое главное, теперь нам представилась возможность давать показания не немцам, а представителям итальянской власти. Это обстоятельство позволило убедить их в нашей непричастности к побегу. В ноябре 1944 года нас с группой других заключённых в порядке наказания отправили в провинцию г.Верона на сельскохозяйственные работы к «падроне» – фермеру. Его плантация раскинулась в пойме и на склонах гор. Хозяин построил большой барак для присланного контингента, установил распорядок дня, в ночное время после проверки нас запирали и охраняли. И вот тут свершилось нечто сказочное. В новом присланном отряде заключённых был наш друг Джузеппе, с которым мы познакомились в тюрьме. Наша цель освободиться была близкой, ибо у нас был надёжный товарищ – партизан Италии. Хорошо ориентировавшийся в данной местности, Джузеппе организовал наш побег. Так мы оказались в партизанском отряде под командованием Данте Досате в провинции Тренто. Нас зачислили в батальон Эпифано Гобби. В общем, мы получили возможность продолжить наш боевой путь вдали от Родины. В батальоне мы пользовались большим уважением, к нам относились как к родным братьям.
Особенно запомнился мне один из эпизодов партизанского боя с группой фашистов. Батальону было дано задание организовать засаду на проходящей узкой дороге. Там ожидалось передвижение вражеских войск. Подготовились к встрече с фашистами тщательно. Замаскировались так, что враг не ожидал нашего удара. Сначала появилось несколько мотоциклистов-разведчиков, проехав наши позиции, они сигнализировали своим, что путь свободен. Вскоре мы увидели колонну примерно в двести солдат. Дождавшись момента появления их в нашей зоне обстрела, мы открыли огонь с двух сторон. Захваченные врасплох немцы попали под ураганный огонь партизан . «Кромсали их в мясо», поквитались от души. Через час всё было кончено. Собрали трофеи, командир объявил благодарность личному составу партизан. Вернувшись в горы на свою базу, мы отпраздновали успешную операцию.
Готовилось освобождение города Рива дель Гардо, где располагался тот самый немецкий госпиталь, откуда начался наш путь в итальянский партизанский отряд. Большого сопротивления со стороны немецких войск при взятии города мы не встретили, так как город был «под красным крестом». Радостно встретили партизан жители города. Весёлые встречи, объятия, слёзы и видневшееся скорое окончание войны придавали городу праздничное настроение. В наших сердцах был вопрос: неужели пришёл конец нашим мытарствам? Подошёл к нам Данте Досате и объявил, что войска немцев капитулировали. Мы победили! От души, крепко-крепко обнял нас и сказал:
«Ну что будете делать? Оставайтесь у нас жить!».
«Нет, Данте. Мы хотим на Родину. Там родные и близкие оплакивают нас. Считают, что мы погибли под Москвой. Спасибо вам – итальянскому народу за то, что вы поверили в нас и доверяли нам своё оружие. Мы непременно к вам приедем и будем вспоминать минувшие времена», – ответил я командиру на ломаном итальянском языке.
Был организован праздничный обед. Потом вручили нам партизанские документы и, получив денежное довольствие, мы отправились по указанному нам маршруту на Родину. Нам необходимо было пересечь всю Италию с севера – г. Верона до юга – г. Таранто. В городе Таранто находились наши корабли, с которыми можно было последовать в г. Одессу. По пути мы оказались в г. Бари, в зоне оккупации английских войск. Услышав наш русский говор, к нам подошёл офицер английских войск и на чистом русском спросил:
«Ребята, вы русские? Откуда и куда двигаетесь?»
Мы сначала пришли в недоумение: как это русский в английских войсках служит? Но он признался, что является сыном русского иммигранта и находится на воинской службе. Офицер предложил зайти в комендатуру для уточнения наших личностей, мы согласились. Приняли нас сначала с осторожностью, но, когда мы показали наши партизанские удостоверения, все сомнения ушли в сторону, нас пригласили к столу. Состоялась оживлённая беседа, произносили тост за Победу и окончание войны, пожелания счастливой жизни нашим народам. Нам рассказали, что существует договорённость у наших сторон (СССР, Англии и США) о том, что каждая из них будет содействовать возвращению домой всех насильно угнанных в неволю людей фашистскими извергами в период войны. Лагерь репатриации русских граждан был организован в г. Бари. Нам предоставили машину и доставили по месту его нахождения. Встретил нас русский майор – представитель советских войск по репатриации граждан из Италии в Советский Союз. Поблагодарив английских офицеров, он пригласил нас к себе в палатку-резиденцию. Лагерь располагался на берегу залива Адриатического моря. Были натянуты палатки, обустроены дорожки, спортивные площадки и т.д. Создавался вид, что это туристический лагерь. И только побеседовав с нашим майором, мы поняли, что здесь собирают всех тех, кто по разным причинам оказался на «чужбине». Отсюда их путь лежит на Родину. Надо сказать, что майор был проницательным, корректным и уважительным начальником. Ознакомившись с нашими документами, выслушав каждого из нас, он сказал: «Такие ребята мне очень нужны! Будете мне помогать в работе. Отдыхайте. Завтра встретимся и всё обговорим».
Мне было поручено проведение политико-воспитательной работы: чтение газет, листовок и другой советской литературы. Контингент присутствующих в лагере был разный по национальности, по настрою, по отношению к войне и вкладу в общую победу. Необходимо было вести агитационную работу осторожно, дабы не обидеть кого-то. Красной нитью проходил девиз:
«Война окончена. Нас ждёт Родина, близкие и родные!».
Закончив формирование первой партии, мы отправили её в порт Таранто и погрузили на пароход, который взял курс на Одессу.
Вскоре майор получил депешу из Рима, в которой содержался приказ произвести отправку всего лагеря с юга на север, к границе с Австрией . Были выделены «Студебеккеры», и на машинах репатриация лагеря была осуществлена за несколько дней. Распрощавшись с майором, мы влились в лагерь и на общих основаниях были переданы представителям военных на погранзаставе в Австрии. Колонну возвращавшихся на Родину взяли «под ружьё» и направили вдоль дороги в фильтрационный лагерь г. Леобен Доновиц. Здесь формировалась алфавитная очерёдность вызова на допрос. Подошла и моя очередь. Допрашивал меня лейтенант из «СМЕРШа». Стукнув по столу парабеллумом он сказал:
«Ну, сука, где был?». «Осторожно, лейтенант! Мне всё равно. Лучше сразу пулю в лоб, я и так смертник. Дома уже, наверное, похоронили!» – ответил я. Я достал свой партизанский документ и отдал лейтенанту. Он, видимо, понимал итальянский язык. Прочитав, сказал: «Садись, закури…»
Рассказал я ему свою историю от первого моего вступления в народное ополчение до последнего пребывания в итальянском Сопротивлении. Видимо, понял он, что я не изменник Родины.
В 1946 году я возвратился домой. Мать прижала меня к себе и, посмотрев на мои ноги (я успел из окружения в Смоленской области написать два письма, где сообщил об обморожении ног ), сказала: «Витя, сыночек мой, я говорила не ходи на фронт! А ноги-то у тебя свои или протезы?». «Нет, дорогая, свои», – ответил я.
Узнал, что мой отец, который участвовал в строительстве заградительных сооружений в Москве, заболел и скончался в 1942 году. Брат, 1917 года рождения, пошёл служить на флот, участвовал в советско-финляндской и в Великой Отечественной войнах, был контужен, демобилизовавшись, сильно болел и умер в 1967 году.
Работать устроился грузчиком в «Мосгорпогрузе», затем поступил на подготовительные курсы и сдал экзамены в Московский автодорожный институт на вечернее отделение, которое закончил в 1958 году, получив специальность инженера-механика по эксплуатации автомобильного транспорта. Работал на 9-й автобазе Мосавтотранспорта.
Более 45 лет я отдал свои силы и знания строительству автомобильных дорог в Московской области, профсоюзу работников автотранспорта и дорожного хозяйства Мой труд был отмечен присвоением мне звания «Почётный работник автотранспорта России».
В апреле 1985 года исполнилось 40 лет освобождения Италии от фашизма. В соответствии с договорённостью Советского комитета ветеранов войны и Итальянской ассоциацией партизан (АНПИ) с 21 по 28 апреля в Италии побывала наша делегация.
В октябре 1990 года по поручению Советского комитета ветеранов войны я был направлен на Х национальный конгресс Ассоциации бывших политических заключённых концентрационных лагерей в Италию, г.Прато-Палацо Коммунале.
Награждён
- Орден Отечественной войны 2-й степени, №917014 Д№946259. Указ президиума Верховного Совета СССР от 27 января 1958 года. Дата вручения 17 апреля 1958 год, Дзержинским РВК г. Москвы: «За отвагу, проявленную в боях с немецкими захватчиками или при совершении побега из плена в период Великой Отечественной войны».
- Орден Отечественной войны 2-й степени , №1088497, А№925066 Указ президиума Верховного Совета СССР от 11 марта 1985 года. Выдан Волгоградским РВК г.Москвы: «За храбрость, стойкость и мужество, проявленные в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками, и во ознаменование 40-летия Победы советского народа в Великой Отечественной войне 1941 – 1945 годов».
- Медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 годах». Указ президиума Верховного Совета СССР. Вручена 14 ноября 1956 года Ленинским РВК г.Москвы.
- Медаль «За оборону Москвы». Указ президиума Верховного Совета СССР от 1 мая 1944 года. От имени президиума Верховного Совета СССР вручена 30 ноября 1961 года РВК г.Москвы Б№007560.
- Медаль «Партизану Второй мировой войны в Европе». Постановлением бюро комитета войны от 4 апреля 1995 года партизан-интернационалист Ермолаев Виктор Андреевич награждён памятной медалью за активное участие в освобождении стран Европы от немецких оккупантов и в ознаменование 50-летия Победы над фашистской Германией». Вручил председатель Российского комитета ветеранов войны генерал армии, Герой Советского Союза В. Л.Говоров.
- Юбилейные медали «Победы в Великой Отечественные1941 – 1945 гг.» 20-30-40-50-лет.
- Медаль «Жукова» – указ Президиума Российской Федерации от 19 февраля 1996 года, Г№0863769.
- Почётный знак РКВВС – за активное участие в ветеранском движении. Вручил председатель РКВВС, генерал армии В.Л.Говоров.
Декабрь 2003 года
Использованы материалы
“От солдата до генерала. Воспоминания о войне.” Том 7
Москва Академия исторических наук 2006
фото: Ермолаева Ю.В. – внучка
Справка:
Ермолаев Виктор Андреевич
Документ в учетной картотеке
Дата рождения: __.__.1924
Место рождения: г. Москва
Место призыва:
Дата выбытия: не позднее __.07.1942
Причина выбытия: попал в плен (освобожден)
