Такие встречи я сохраняю в памяти навсегда
В Международный день освобождения узников фашизма,
11 апреля 1996 года, в день скорби и
поклонения всем, кто не вернулся, в день надежды,
кто остался и кто живет, сложилось стихотворение:
«Благодарю судьбу, что в огне войны осталась,
Благодарю судьбу, что живу.
Благодарю судьбу, что не убили, не сожгли,
в топку крематория не бросили»
А.М.Тошева 11 апреля 1996г.
Такие встречи я сохраняю в памяти навсегда …
Алина Михайловна выступила перед участниками всемирного молодежного форума российских соотечественников в Софии, немного рассказала о себе и своей судьбе. Все без исключения аплодировали стоя, и у всех накатились слезы, ведь мы только представить можем, что пережили люди в блокаду Ленинграда, в фашистском плену и концентрационных лагерях. Мы знаем это из рассказов и хроники, из дневников и писем.
После концерта в РЦНК, ко мне подошла Алина Михайловна, мы встретились глазами, ее вопрос поверг меня в состояние ступора, даже отчаяния:
«А вы это искренне делаете?»
Да, на форуме я рассказала о том, как мы оцифровали дневник Д.Н.Зверинцева, который он писал во время блокады, как многие соотечественники выявили желание участвовать в проектах, как дети из многих стран читали страницу за страницей описания тех тяжелых дней.
И тут, этот вопрос. “В каком мире мы живем?” – пронеслось в моей голове. Разве можно этим заниматься, по чьей-то указке или распоряжению! нет, нет, и ещё раз нет. Только по зову сердца, только не предавая себя, свою память, историю своей семьи.
Тогда, теплым софийским вечером, Алина Михайловна передала мне листы со своей биографией, показала сохранившиеся письма военных лет, некоторые фото с встреч бывших малолетних узников лагерей.
Как и я, Алина Михайловна родилась в Псковской области (прим. случайности не случайны), в семье Анны Дмитриевной и Михаила Васильевича.
Трагичная статистика войны говорит, что из 10 малолетних узников в живых остался только один. Мы все, оставшиеся в живых, живем воспоминаниями нашего детства, прошедшего в нацистских лагерях. Это наложило горький отпечаток на жизнь и судьбу, но и забывать этого нельзя, не имеем права.
ОЧЕНЬ КОРОТКО О СЕБЕ
Перед войной наша семья жила в Псковской области.
Я родилась 21 апреля 1941 года, за 2 месяца до начала войны.
Мама, Веселова Анна Дмитриевна, работала в больнице в д. Дубровно, отец, Веселов Михаил Васильевич, трудился на Кораблестроительном заводе в г. Ленинграде.
21 июня 1941 года отец, только получивший комнату от завода, приехал за нами, но 22 июня, после объявления войны, сразу же вернулся в Ленинград. Его оставили работать на заводе, во время блокады он был ранен. Умер отец, как тысячи ленинградцев, от голода в 1943 году. Его тело соседи вынесли и оставили перед подъездом. Когда бываю в Ленинграде, обязательно иду на Пискаревское кладбище, поклонится всем, кто похоронен там, думая, что отец покоится в одной из братских могил.
Уже в первые месяцы войны Псковская область была оккупирована.
Спасаясь от немцев, жители деревни ушли в лес. В три месяца я узнала, что такое жизнь в лесу, в землянке, когда даже плакать было нельзя. В начале зимы женщины с детьми вынуждены были вернуться в деревню, началась жизнь под немцами. Когда началось партизанское движение в районе, мама стала помогать партизанам, передавая в отряд медикаменты и перевязочные материалы. По доносу, однажды ночью, маму арестовали. Заботу обо мне взяла глав. врач больницы, где работала мама, Турбина Серафима Сергеевна. Она жила при больнице с 3-летним сыном Сергеем и матерью. В соседней деревне жила моя родная тетя, сестра отца. Как она мне рассказала в 1976 году, после ареста мамы она стала приносить мне хлеб и молоко, но побоялась взять в свою семью.
В 1943 году вместе с семьей Серафимы Сергеевны меня угнали в Германию.
При отступлении немцы сожгли деревню, все трудоспособное население стали угонять в Германию. Так я вместе с семьей Серафимы Сергеевны оказалась в эшелоне, увозившем на Запад. Говорят, что память, даже детская, обостряется в экстремальных ситуациях, и вот мои первые воспоминания.
Везли нас в товарных вагонах, спали на полу, на соломе, в дождь выжимали одеяла и накрывались снова (это почему-то особенно врезалось в память).
Помню первое свое горе. В мешке с утварью разбилась моя единственная кукла. До сих пор сохранилось в памяти, как иду по платформе, ищу ямку поглубже, чтобы ее «похоронить». А в это время состав перевели на другой путь, я потерялась, бегала по платформам, кричала, вероятно, много хлопот доставила взрослым.
Привезли нас в г. Любек (на севере Германии), где за колючей проволокой прошло полтора года детства. По архивным данным, я находилась там с 11 марта 1944 г. по 25 мая 1945 г.
Жили мы в бараках (несколько лет после возвращения называла дома бараками), дети – отдельно от взрослых, спали на нарах «валетом», ходили в деревянных «колодках».
Чувство голода запомнилось на всю жизнь.
Взрослые учили нас воровать рыбу из больших кадок в надежде, что нас, детей, не накажут строго. Помню, как под платьем носила скользкую рыбу.
Когда мне в детстве предлагали купить лакомство, я просила всегда только селедку. Я болела там много и тяжело (переводили в другие бараки). В 1945 году лагерь был освобожден, подробностей этого периода не помню.
Серафима Сергеевна всех нас живыми вернула на Родину в д.Дубровно и написала родителям мамы, что я жива. Сестра мамы съездила за мной и отвезла к родненьким в Вологодскую обл., Череповецкий р-н, с. Ильинское. Я была опухшая от голода. Больше года меня выхаживали, ограничивая в еде. Я просыпалась в 5 утра, когда бабушка топила русскую печку и просила хоть корочку хлеба. За обедом я собирала все крошки со стола, объедки, и прятала.
Вечерами к нам приходили односельчане и просили меня рассказать. Я рассказывала, они плакали, а я не понимала, почему. В детстве, вероятно, не воспринимаешь трагедию. Потом перестала рассказывать (не любила слезы) или начинала выдумывать что-нибудь веселое и небывалое.
Мама прошла пытки и ад нескольких концлагерей. Сначала она была в Прибалтике, а в конце войны – в лагере под Парижем. После освобождения Франции мама работала в советском госпитале в Париже, её просили остаться, но она, не зная о судьбе мужа и дочери, в конце 1945 года вернулась на родину, сопровождая эшелон с ранеными до Рязани.
МОЯ ПЕРВАЯ КУКЛА
Мне говорят, а что ты можешь в таком возрасте помнить?
Наверное, к счастью, я помню не все, слишком была мала, но многое врезалось в память на всю жизнь. Я помню, что везли нас в товарных „телячьих” вагонах, спали на полу, на соломе, было очень холодно, тесно, очень хотелось пить и есть. Почему-то запомнилось, как в дождь выжимала с кем-то из взрослых ватное одеяло, чтобы накрыться снова.
Страшно было, когда лязгал засов, приходили немцы и когда бомбили…
Я помню свою первую детскую песню:
Вагоны качаются, ночь надвигается,
На землю падает тревожный сон
Страна любимая все вспоминается.
Везут в Германию нас погибать…….
Баланды реденькой по полтарелочки
И приказали – привыкай!
Эту песню пели в вагоне, запомнилась на всю жизнь, слова этой песни я никогда, ни от кого больше не слышала.
ФАШИСТКИЙ ЛАГЕРЬ В ГЕРМАНИИ
Привезли нас в г. Любек (Север Германии, на Балтийском море), где за колючей проволокой прошло полтора года «детства». По немецким архивным данным, я находилась там с 11 марта 1944 г. по 25 мая 1945 г.
Я помню, что жили мы в бараках (несколько лет после возвращения на Родину называла дома бараками), дети жили отдельно от взрослых, спали на нарах «валетом», ходили в деревянных колодках. Чувство голода ‚ холода, страха перед немцами и во время бомбежек запомнилось на всю жизнь. Я помню, что меня временно переводили в другие, более чистые бараки, но я не знаю почему.
Я помню, что все время хотелось, есть и мы, дети ходили на помойку, искали остатки пищи. В надежде, что нас не накажут строго, женщины посылали нас за соленой рыбой, она была в бочках. Как мы ее оттуда доставали, я не знаю, но помню, что скользкую рыбу прятала под платье и потом отдавала взрослым. Я помню единственное свое платье-сарафанчик, вероятно кто-то подарил. Оно было все в дырках и заплатках, в этом сарафанчике меня и вернули на Родину.
Лагерь был освобожден союзниками. Война для меня закончилась только 25 мая 1945г. В этот день нас отправляли на Родину в Псковскую область.
Это для меня второй День Победы.
Я в неоплатном долгу перед Серафимой Сергеевной, низкий поклон за все, что она сделала для меня. Мне очень хотелось с ней встретиться после войны, подавала в розыск по Псковской и Ленинградской области.
В1976г. съездила на Родину, разговаривала со многими односельчанами, но никто о послевоенной судьбе Серафимы Сергеевны не знал. После возвращения на Родину Серафима Сергеевна написала родителям мамы в Вологодскую область, что я жива, и они могут за мной приехать.
Путь к родным Сестра мамы, тетя Зоя, у которой в войну погиб муж, поехала за мной и отвезла в Вологодскую область, Череповецкий р-н, с. Ильинское.
Первый вопрос, который я задала, когда она сказала, что приехала за мной и повезет меня к бабушке с дедушкой был:
«А бить они меня не будут?»
Наверное, много били в лагере. И только, когда тетя рассказала, какие они добрые и как ждут меня, я согласилась с ней поехать.
Ехали мы через Ленинград, остановились у сестры отца на ул. Гончарной. Тетя Шура, сестра отца, рассказала, что отец мой умер. Отдала мне несколько его фотографий, мишку, которого отец не успел мне подарить, куклу своей дочери.
У куклы была разбита головка, я ее жалела и назвала блокадной (она тоже на фото) Смутно, но запомнились разрушенные дома на Невском проспекте.
На Московском вокзале, пока тетя Зоя оформляла билет до Череповца‚ ко мне подошли военные, стали расспрашивать, куда я еду и где моя мама. Я им ответила, что маму и папу убили немцы, а я еду с тетей к родненьким бабушке с дедушкой. Тетя Зоя мне рассказывала, что в вагон меня посадили через окно, потом с трудом устроили на верхнюю полку.
В дороге захотела пить, и весь вагон принял участие, передали чайник с водой. В Череповец приехали рано утром, было еще темно. Долго шли по деревянным тротуарам, а я все спрашивала:
Когда же будет наш барак?
В Череповце остановились у родственников, а на следующий день поехали в деревню через р. Шексну. Река уже вставала, маленький пароходик затирало льдом. На другом берегу ждал дедушка на лошади.
ЖИЗНЬ НА РОДНОЙ ЗЕМЛЕ
Все село вышло меня встречать, все плакали, я была единственным ребенком, в районе, который прошел ад фашистского лагеря: дистрофия, с паразитами в теле и в одежде. Отмыли в русской бане, больше года меня выхаживали, боролись с паразитами, ограничивали в еде. Я просыпалась в 5 утра, когда бабушка топила русскую печку и просила хоть корочку хлеба. За обедом я собирала все крошки со стола, объедки и прятала их под подушку.
Мне все время хотелось есть. Я часто ходила на колхозную ферму к коровам и ела дуранду (отходы при производстве подсолнечного масла). Это для меня было лакомством. Вечерами к нам приходили односельчане и просили меня рассказать о пережитом. Я рассказывала, они плакали, а я не понимала, почему. В детстве не воспринимаешь трагедию. Потом перестала рассказывать, начинала выдумывать что-нибудь веселое и небывалое (склады полные рыбы, хлеба, сахара)
НЕДЕТСКИЙ ВЗГЛЯД
Ведь за плечами жизнь, которой и на взрослую хватило бы с избытком. В 2 месяца — война, а в 3 – в лесу, в землянке. Когда мне было года полтора осталась я без мамы а в три — Германия, Фашистский лагерь, где голод, холод, нары, колодки деревянные на тонкой, детской ножке, а под подолом платья -селедка ржавая.
Украла, так взрослые просили.
ХОТЕЛИ ЕСТЬ.
Когда я немного окрепла, дедушка стал играть на балалайке, а я плясала. Так проходила моя психореабилитация. Как сейчас вижу — зима, сумерки, дедушка зажигает керосиновую лампу, бабушка ставит самовар, пьем чай, приходят соседи, начинаются разговоры, потом дедушка берет балалайку, и я начинаю плясать. Особенно любила „калинку“. Мне бы хотелось рассказать и о бабушке с дедушкой.
Бабушка, Мария Михайловна, и дедушка, Дмитрий Дмитриевич Крупенины, Дедушка был солдатом Первой Мировой войны, дошел до Румынии. Они были крестьянами, большие труженики, сами построили дом, первыми вступили в колхоз, отдав лошадь, корову, все нажитое. У них было 5 детей, старший Алексей умер в 17 лет. Младший Николай погиб (пропал без вести) предположительно под Смоленском. Погибли два зятя. О дочери, моей маме, и обо мне они не знали всю войну. В 1945г. вернулись с фронта их средняя дочь с мужем, они прошли войну от битвы за Москву и Ленинград до Германии.
Вот так все 4 года они ждали своих детей с войны. Долгими зимами дедушка шил сапоги, подшивал валенки, а летом, когда начинался сенокос, дедушка подбивал косы всему селу, дел было много в колхозе и на приусадебном участке.
Очень часто к нам приходила Валя Крупенина, она была одинокая, как и многие женщины послевоенного времени, женихов взяла война. Она садилась около русской печки, грелась, слушала, дремала, потом тихо уходила. На Вале держался весь колхоз, вернее, на ней и тяжеловозе Марате. Я часто ходила с ней на ферму, ела дуранду (жмыхи), мне всегда хотелось есть .
Когда Марат постарел, выработался, Валя отвела его в город. Вернулся Марат в виде колбасы. Раздавали ее по трудодням в летней церкви, где в это время был склад. Я не могла с этим смириться, я плакала, просила, умоляла, чтобы не приносили в дом эту колбасу. Дом наш был с зимней и летней комнатами. На зиму летнюю комнату заколачивали, экономили дрова, русскую печку топили раз в день, она согревала весь дом. В печке готовили обед, пекли хлеб (караваи) в больших круглых формах и вкусные пироги по праздникам. Вкуснее хлеба и пирогов я никогда и нигде больше не ела. На русской печке грелись и лечились. Когда зимой заносило снегом баню, то в русской печке мы даже мылись. Когда печка остывала, выстилали дно печки соломой, забирались туда с тазиком горячей воды.
Я помню‚ как зимой на саночках возили полоскать белье в проруби на речке. Было очень холодно, особенно замерзали руки.
Мужчин в нашей деревне было мало‚ не вернулись с фронта. Я помню дядю Ваню, он был Председателем нашего колхоза, часто приходил со мной поиграть. На войне он потерял ногу‚ сделал протез из полена.
Игрушек у меня было мало. Я любила очень животных, часто приносила домой спасенных щенков, котят.
Зимой мы в сугробах прорывали траншеи, катались на санках, Летом основным занятием была для нас работа — прополка (особенно трудно было дергать сурепку), уборка сена, колосков, а осенью — уборка картошки, льна, свеклы, турнепса. За это мы получали трудодни (5 копеек на трудодень) Часто ходили в лес за ягодами и грибами (земляника, морошка, гоноболь, черника, брусника клюква). Благодаря нашим северным витаминам я и поправилась. Грибы сушили и солили в кадках.
И никогда не забуду, как мы девочки, ходили в лес драть корье, на иве ножем надо было сделать надрез и содрать кору. Кора ивы использовалась при обработке кожи. Пальцы всегда были в крови и ранки долго не заживали. А мы еще соревновались, кто больше надерет, а потом еле до дому доносили. Я это хорошо помню.
За большую вязанку высушенного сырья давали копейки.
ВОЗВРАЩЕНИЕ МАМЫ
Мама вернулась из плена в конце 1945г., когда я называла её сестру мамой. Никто не надеялся на ее возвращение. В Ленинграде мама узнала, что отец умер в блокаду, а я осталась жива и уже у ее родителей. Встретились мы с ней в доме бабушки. Когда мне сказали, что приехала мама, я плакала, охала, ходила около нее и никак не называла ее долгое время. Мама стала работать зав. медпунктом в с. Ильинское. В ее участок входило 6 деревень. Работа сложная – от терапевта, приема родов на дому до небольших операций. Транспорта не было, иногда вызывали ночью, она никогда никому не отказывала.
Маму часто вызывали на допросы в НКВД. Она возвращалась измученная, заплаканная, но не жаловалась и ничего не рассказывала.
В 1965 году мама была награждена медалью «20 лет Победы» и занесена в списки партизанского отряда. Умерла мама рано.
Учиться я начала в начальной школе с. Ильинское. Школа наша размещалась в зимней церкви. В 2-х помещениях школы (церкви) одновременно училось по два класса. В летней церкви сначала был склад, а потом устроили клуб. По настоянию бабушки меня крестили дома.
Несколько лет назад я съездила в наше село, подошла к церквям. Церкви разрушены временем и людьми до основания. Я еле пробралась через лопухи, кое, где сохранились стены, на которых через смытую дождями побелку проступили лики святых, говорящих, что же вы наделали, как Вы живете!?…
После окончания начальной школы я должна была учиться в городе. Маме, вернувшейся из концлагеря, не разрешили жить в городе, не имели мы права жить и в Ленинграде, комнату в Ленинграде мы потеряли, пропало все и в Псковской области.
С 5-го класса, с 11 лет до окончания школы‚ мне пришлось жить по частным квартирам. Спасибо хорошим, людям, особенно тете Марусе Широгоровой, которые заботились обо мне. Часто по ночам ходили разгружать хлеб в магазине. За это давали по батону.
Мама приходила ко мне по воскресеньям, приносила картошку, молоко. Когда я ее провожала, мне не хотелось оставаться опять с чужими людьми, было непонятно, обидно до слез‚ иногда до истерики, почему я опять должна жить без мамы.
Трудно представить, что мама при этом чувствовала.
Почти с первых дней моей самостоятельной жизни в городе, я пришла в Дом Пионеров, который стал для меня родным. Меня встретила директор Дома Ангелина Анатольевна Алексеева, светлой души человек ‚ пример самоотверженной любви к детям, щедрости и бескорыстия.
С 6-го класса я занималась в фотокружке, любовь к фотографии осталась на всю жизнь. Ангелина Анатольевна жила при Доме пионеров в небольшой комнате. После занятий она могла поговорить, накормить, напоить чаем. Всегда в памяти она за роялем, зал с паркетным полом ‚ „вальс цветов” под который мы танцевали. Я бесконечно благодарна Ангелине Анатольевне за походы по родному краю‚ за то, что побывала с ней в Горицах,
Кирилло-Белозерском монастыре‚ Белозерске. Благодаря Ангелине Анатольевне я познакомилась с Прибалтикой, Уралом, Кавказом, Только человек великой души мог делать так много для детей.
Ангелина Анатольевна почетный гражданин г.Череповца.
Училась я хорошо, хотя учеба давалась трудно, сказалось голодное детство. В 10-м классе была комсоргом школы. Однажды зимой я пригласила нашу школьную самодеятельность к себе домой, в деревню. Как мама нас всех разместила (пришло человек 15), но всем хватило места и щей. На следующий день (был день выборов) мы дали концерт в клубе-церкви, где раньше был склад.
Односельчане долго вспоминали наш концерт, ведь развлечений тогда почти не было.
ВОСПОМИНАНИЯ МАМЫ
После ареста маму отвезли в г.Порхов, посадили в тюрьму, вызывали на допросы ‚ по утрам выгоняли из подвала на берег р. Шелонь, кругом стояли немецкие солдаты с автоматами. Так проходи недели, Однажды под автоматом повели на окраину
города, где находилось кладбище, там расстреливали. Но вдруг резко повернули и повели к вокзалу, там толкнули в большую камеру со сплошными нарами ‚, здесь было человек 15 разного возраста. Вечером вызвали на допрос. За столом сидел молодой немец, на столе лежал наган, а рядом на стуле автомат и плетка. На вопрос‚ почему стала помогать партизанам ‚ мама ответила, что , как только узнала, что могу чем-то помочь, стала выполнять поручения из отряда, передавать медикаменты . Вы знали, что за
это расстрел? Да об этом я знала, но какой же я патриот своей Родины, если я не могу ничем помочь- ответила она.
Когда маму втолкнули обратно в камеру, все женщины стояли на коленях и молились. В ту ночь никто не спал….
В ноябре 1943г. всех построили и под сильной охраной в темноте подвели к железной дороге, загнали в вагон, Гак окоченевшие от холода, прижавшись, друг к другу, доехали до Латвии ‚ до лагеря смерти Саласпилс, в котором она пережила побои, унижения, зверства, голод весь ужас фашистского лагеря.
После 2-х недель карантина, повели в баню раздетыми, босиком по снегу. После ‚„, бани”- в барак на 800-1000 человек, который напоминал зверинец, только в клетках сидели люди
различных национальностей. Спали и на полу и на нарах за решетками, тесно прижавшись, друг к другу. …
Многие сходили с ума. А в лагерь привозили все новые партии заключенных.
Началась эпидемия тифа.
Неожиданно, в начале апреля 1944г. погнали на железнодорожную стацию, загнали в товарные вагоны и везли 10 дней ‚, в неизвестном направлении почти без еды и воды. Наконец открыли вагоны – это была Франция.
После распределения по лагерям мама попала в женский лагерь в поселке Семарлябриер. В местной школе с врачем Ириной Петровной организовали стационар на 15 коек. В основном люди болели от страшного истощения, кожных заболеваний и др.
Для пожилых “находили” диагнозы и укладывали в постель, чтобы они смогли вернуться на Родину живыми. Немцы за это строго наказывали.
Однажды к маме подошла француженка и, увидев старые, рваные туфли на ногах‚ сразу же принесла 2 пары на выбор.
Мадам Леонтина была добрая, понимающая, сочувствующая заключенным, жила с больной дочерью Изабель, муж погиб под Берлином. Эти женщины успокаивали маму‚ говорили ей, что дочка жива и найдется.
12 августа1944г. лагерь был освобожден от гитлеровцев войсками Второго фронта.
15-17 августа, как пишет мама, были самые счастливые дни, лагерь посетил военный корреспондент тов. А. Пилюгин, он шел с передовыми частями Второго фронта. Поговорили с ним, точно побывали на Родине. Он взял письма для родных.
Когда был освобожден Париж, мама еще с одной женщиной поехала в Посольство СССР заявить о лагере. Принимал их секретарь Посольства тов. Гузовский. Он очень много говорил о героически сражавшемся народе победителе, о подвиге Ленинграда.
После освобождения из фашистского лагеря маме предложили работать в госпитале для советских граждан при Посольстве СССР. От предложения остаться работать и дальше она отказалась, поскольку три года войны ничего не знала обо мне и муже. Мама вернулась на родину, сопровождая эшелон с ранеными до г. Рязани.
КУКЛА ЖАНЕТ
При расставании французы подарили для меня куклу, в надежде, что я осталась жива. Я назвала ее Жанет по имени девушки, подарившей куклу. На грудке у куклы было вышито: France Paris iune 1945.
Эта кукла была всегда со мной до апреля 2000г., когда на Второй международной встрече бывших малолетних узников фашизма в Москве я подарила ее Международному союзу бывших малолетних узников /МСБМУ/, членом которого являюсь с 15 мая 1995г. Сейчас эта кукла находится в Киеве в музее «НЕПОКОРЕННЫЕ».
В сентябре 2013г. я была участницей юбилейной встречи, посвященной 25-летию образования Международного союза бывших малолетних узников фашизма. Посетила музей и встретилась со своей куклой. Встреча была очень трогательная, ведь с этой куклой столько связано и мы не виделись с ней 13 лет.
(С куклой Жанет в музее в Киеве 2013 г.)
После окончания школы я работала на Череповецком Металлургическом заводе сейчас «СЕВЕРСТАЛЬ» в цехе Кип и Автоматика Мартеновского цеха и ЦЗЛ. В мои обязанности
входило следить за исправностью приборов и регуляторов, контролирующих и поддерживающих температуру давление газа и воздуха ‚ расход и другие параметры в печи, измерять температуру стали в печи перед открытием летки. Когда я пришла в цех, то один из сталеваров сказал:
«Куда смотрит отдел кадров, присылает в такой цех детский сад!»
Работа действительно была очень серьезная и ответственная, но я ее очень любила и ко мне стали уважительно относится, и считаться со мной.
Мне не исполнилось и 18 лет, как меня доверили работать самостоятельно по сменам.
Я помню, с каким неподдельным энтузиазмом тогда работали, как посвящали плавки праздникам или рождению ребенка. После дневной смены летом обычно я шла на лодочную станцию. У нас была хорошая девичья шлюпочная команда, и мы все свободное
время проводили на Ягорбе и Шексне. На память сейчас пришли строчки Игоря Северрянина:
«Шексна моя и Ягорба и Суда, где просияла первая любовь…»
Я помню, как в нашу шлюпку летели охапки черемухи.
Это были, наверное, самые счастливые годы.
Одновременно я училась в заочном Северо-Западном Политехническом институте, потом перешла с 3-го курса СЗПИ на 3-й курс Московского Энергетического института.
В 1964г., летом, в составе интернациональной бригады работала на целине. Мы строили катоны для овец. После окончания работы на заработанные деньги мы поехали на поезде до Иркутска, останавливаясь на день в каждом из крупных сибирских городов.
Несколько дней прожили на Байкале в станции Лимнологического института, ходили в тайгу за кедровыми орехами. В 19 лет это было незабываемо.
Институт я закончила в 1967г., в том же году вышла замуж за болгарина Людмила Тошева‚ с которым учились в одной группе. В 1971г. мы снова вернулись в институт, муж учился в аспирантуре, я работала на кафедре нашего института. В 1974г., родился сын, назвали мы его Михаилом в честь моего отца, погибшего в Блокаду Ленинграда.
Сейчас растут внучка и внук.
Пусть у них и у всех людей будет счастливая жизнь, и чтобы никогда не было войны, всегда было мирное небо над головой.
В Болгарии работала в Энергетике ‚ Химметаллургопроекте, внедряла вычислительную технику в окружных городах Болгарии. В институте программных продуктов и систем работала проектантом и программистом. Общий стаж работы более 33 лет.
Алина Михайловна Тошева (дев.Веселова)
Орфография-пунктуация и стиль автора сохранены
